Евгений Сартинов - Гороскопы всегда врут [СИ]

Похабный голос замолк, трубка заскулила в руках у Ремизова короткими гудками. Алексей держал её в руках и не понимал этого. Внутри у него всё кипело, требовало выхода и, сам, не замечая того, он сжал трубку так, что она развалилась у него в руках.

— Лёха, ты чего делаешь? — с изумлением глядя на Ремизова, обратился к нему дежурный по части Петька Волобуев, сокурсник Алексея и первый друг в гарнизоне. — Случилось что? — спросил он.

— Да, — односложно ответил Ремизов и, обнаружив в руках остатки телефона, бросил их на стол. — Дай машину, в город надо съездить.

— Бери, вон «Уазик» начальника штаба свободен, он сейчас в отпуске. Да что случилось-то?! С Ленкой что? — встревожился Петр.

— Да, — снова коротко ответил лейтенант, выглянул в окно и спросил. — Это вот тот «Уазик»?

— Он, — подтвердил Волобуев. — Только подожди солдата, он обедать пошел.

— Не надо, я сам поведу, — прервал его Ремизов. — Позвони на КПП, чтобы выпустили.

Забыв на столе пилотку, он выбежал из здания штаба и отправился к гаражу.

Дорога была короткой — пять минут и он на месте. Подъехав к воротам охотничьего домика, Ремизов одним рывком преодолел забор, и первое что он увидел во дворе: автомобиль цвета «сафари» со знакомым номером. Он даже застонал от ярости, но охранник, выскочивший из сторожки, не дал ему времени на раздумье, заорав на лейтенанта тренированным милицейским голосом: — Ты чего тут делаешь, а?! Ну-ка, марш отсюда!

Сторож замахнулся на Алексея длинной резиновой дубинкой. Лучше бы он этого не делал. Перехватив удар дубинки левой рукой, Ремизов нанес ему столь сокрушительный удар правой рукой в голову, что сторож выбил своим телом легкую дверь и без чувств замер на полу.

В это время к охотничьему домику уже мчались сразу несколько милицейских машин. Первый патруль, подъехав к воротам, обнаружил их запертыми, и пока патрульные рассуждали, что им делать, из-за забора слабо, но вполне отчетливо послышались торопливые выстрелы, потом какой-то грохот. Тогда один из милиционеров с помощью двух остальных перемахнул забор, и открыл калитку. Они ворвались во двор, и увидели торчащие из сторожки ноги. Но вид стонущего здоровяка в камуфляже их не вдохновил.

— В дом! — крикнул старший по наряду, на ходу вынимая из кобуры пистолет.

Дверь оказалась открытой, и они ворвались в дом. В одной из комнат они увидели кровать, на котором лежали два окровавленных тела. Рядом, спиной к ним стоял высокий человек в военной форме, с погонами лейтенанта, и с пистолетом в руке. И сразу все трое милиционеров закричали на него:- Руки вверх! Не двигаться! Брось пистолет!

Лейтенант разжал пальцы и, выронив пистолет, медленно поднял руки вверх.

Город Кривов мало чем отличался от любого другого провинциального города. Назвали его по фамилии одного из лихих чапаевских командиров, двадцатилетнего командира эскадрона Ивана Кривова, отдавшего свою жизнь на алтарь революции именно в этих местах. По этому случаю и памятник был установлен на главной площади города, и школа в его честь названа, и даже всероссийский боксерский турнир.

Жизнь, текущая здесь, казалась тихой и сонной. Даже в своей губернии Кривов находился в тени своего соседа, Железногорска, миллионного города, индустриального гиганта. Ни одно из зданий Кривова не поднялось выше пятого этажа, но огромную площадь города занимали частные домишки, и эта деревенская застройка упрямо вылезала не только по окраинам, но и в центре города, и не осталось надежды, что на смену ей придут многоэтажные новостройки. Строительство замерло, и город неизбежно старел. За первые годы последнего десятилетия века его оборонные заводы обанкротилось, оставив большую часть горожан безработными. Чтобы хоть как-то выжить многие из его жителей устраивались на предприятия в Железногорске. Немногие счастливцы вербовались в нефтяники и на месяц летали на север. Некоторые ездили за тысячи километров за импортными шмотками и заполняли ими магазины и рынки города. Остальные ловили рыбу и браконьерничали в окрестных лесах и лугах, подрабатывали и шабашничали, копались на своих дачах и огородах, а то и совсем просто, получали пособие по безработице или перебивались от скудной получки до еще более скудного аванса. Несмотря на все это, пьянство в городе по-прежнему процветало, но молодежь предпочитала более действенные способы побега от действительности — наркотики. И это подпитывало растущую преступность.

Таким был Кривов. Самый обычный город в центре России, тихая провинция.

Середина девяностых годов двадцатого века.

Примерно через час после происшедшего к домику в лесу подъехала черная «Волга». Там уже стояло несколько милицейских машин и «скорая». Несмотря на бурную деятельность милиционеров и медиков, приезд молодого мужчины в сером элегантном костюме не прошел не замеченным. Увидев его, начальник Городского отдела внутренних дел, подполковник Малафеев оборвал разговор с подчиненными и поспешил навстречу. Приехавший был первый заместитель главы администрации города Кривова — Виктор Николаевич Спирин.

— Ну что? — спросил он старого милиционера. — Это действительно так, как вы мне рассказали по телефону?

Красивое лицо Спирина казалось почти бесстрастным, только серые глаза выдавали беспокойство и неясное ожидание.

— Да, можно сказать, что еще хуже. Это просто ужасно, — ответил Малафеев и, сняв фуражку, вытер платком вспотевший лоб. — Три пули достались девушке, четыре Гриневу. Смотреть будете?

Спирин отрицательно покачал головой.

— Особого желания нет. Не люблю я такие картины. Крови, наверное, много?

— Очень, — подтвердил подполковник, — особенно досталось вашему шефу.

Со двора как раз выводили Ремизова с наручниками на запястьях. Хотя он выглядел гораздо внушительней ведущих его милиционеров, тем приходилось буквально тащить его под руки. Со стороны казалось, что лейтенант с трудом переставлял ноги. Взгляд его бессмысленно блуждал по сторонам, на мгновение он встретился глазами со Спириным, но, через секунду, проскользнул дальше. Вслед за ним шел прокурор города Сундеев — крупный, красивый мужчина со стильной бородкой клинышком. Он молча поздоровался со Спириным, и тот, без церемоний кивнул в сторону задержанного.

— Это он?

— Да, — признался Сундеев, вытирая со лба пот, — лейтенант из нашего гарнизона.

— Он, что, в самом деле — её муж? — спросил Спирин.

— Увы, да, документы подтверждают, — кивнул Малафеев, наблюдая за тем, как его подчиненные усаживают арестованного в «воронок». Когда он отъехал ближе к воротам, подрулила «скорая». Вскоре из ворот показались носилки. Спирин приготовился увидеть закрытое простыней тело, но несли какого-то седого мужчину с окровавленным лицом, громко стонавшего в такт покачиванию носилок.

— А это ещё кто такой? — удивился Спирин.

— Сторож этой дачи. Из наших бывших работников, пенсионер, — пояснил Малафеев и окликнул спешащую за носилками женщину в белом халате. — Вера Андреевна, на минутку вас можно? Ну что, он может дать показания?

— Очень не скоро, — Врач отрицательно качнула головой. — Перелом верхней и нижней челюсти, выбито много зубов.

— А письменно?

— Тоже не скоро. Тяжелейшее сотрясение мозга, он сейчас на ногах даже стоять не может. Это, как минимум неделя, а то и две.

— Спасибо, — вздохнув, поблагодарил ее старый офицер, и женщина поспешила к своей машине.

— Сколько он может получить за это? — поинтересовался Спирин у прокурора, закуривая сигарету.

— Это надо разбираться. Так, если по полной тяжести преступления, то потянет и на высшую меру. Но у него странное состояние, — ответил прокурор, доставая пачку сигарет и протягивая остальным. Малафеев отрицательно качнул головой и достал «Приму». Старый служака признавал только эту отраву, такая уж у него была причуда.

— Похоже на состояние аффекта, — продолжил прокурор, — если психиатры подтвердят это, то лейтенант может легко отделаться. Запросто могут скостить срок раза в два.

— И это за двойное убийство? — удивился заместитель мэра.

— Да, но он в состоянии явного аффекта, или, еще как говорят, в состоянии сильного душевного волнения. У него и сейчас вид как у ненормального, вы заметили?

Тут их внимание привлекла странная процессия, подходившая к дому со стороны леса. Два милиционера и человек в штатском толкали перед собой высокого, мощного сложения человека с большой дынеобразной головой. Мужику было далек за тридцать, красный нос и сеточка прожилок по всему лицу говорили о том, что человек этот привержен тонкому искусству винопития. Одна бровь у него постоянно была задрана выше другой, что вместе с густыми усами щеточкой придавало лицу вздорное и драчливое выражение. Глядя на его мятый костюм, Спирин подумал, что тот, очевидно, и спал в нем прямо в лесу. Это подтверждала сухая трава, торчавшая из густой шевелюры верзилы. Вел он себя очень странно. Болезненно скривившись, детина одной рукой держался за живот, а другой поддерживал штаны.